братан, я вышел сегодня из дому поздно вечером
и решил заглянуть в антикафе
там как раз шел турнир по новому MORTAL KOMBAT
захожу, а там все на ушах
один пацан играет за персонажа VREMYA
и просто херачит всех
кто только ни пытался взять джойстик за игрока номер 2 и побороться:
были чуваки, которые брали персонажей CHELOVEK, ISSKUSTVO, ISTORIYA, ISTINA
последнему удалось конечно хоть как-то что-то,
но в итоге и он проиграл
VREMYA не щадит никого
и кажется всё потеряно,
но тут поднимается с кресла-груши студент,
берет джойстик, выбирает персонажа PAMYAT’
и вчистую разносит VREMYA
просто в пух и прах
все ликуют,
жмут руки,
обещают поставить памятник,
делают селфи
этим студентом был IOSIF ALEKSANDROVICH BRODSKY
я курю в темноте и вдыхаю воздух petrozavodska
Ну как же, о, Господи, всё кругом
Чудесно невыносимо,
Что тает и поднятый к горлу ком,
И сверху глядит на зиму —
Земную — слепящего солнца глаз,
И снег — это слёз крупицы,
И сердце, не прячась, на всё соглас-
Но — только б ещё побиться.
И день настоящий — словно во сне,
Где стать и не может лучше
Тебе, где прозрачный воздух и снег,
Упрямый, немой, живучий,
И где никаких тревог и обид,
И ясность — в движении каждом…
И только в груди немного болит,
Но так, что уже нестрашно.
Каждый раз влюбляться заново
В жизнь, в природу, в человека…
Словно зря ноябрь саваном
Укрывает всех, и веко
Опускает ночь над городом,
В звёздах колкая, как ёж вся.
Ты её не бойся: скоро там
Всё уснёт, а ты — проснёшься.
И, носить ту боль с собой везде
Перестав на раз десятый,
Ты увидишь: снова в поезде
Уезжаешь от себя ты.
Но коснётся свет едва лица —
Как расправит небо тучи,
И, как снег, на сердце свалится
Ожидание-попутчик.
Год в застывшей пене замертво
Упадёт к еловым лапам,
А в груди — в купе незапертом —
Жизнь откроет новый клапан.
И погонится свободнее
По сосудам, за составом
Что-то очень новогоднее,
С чем забудется
о старом.
Живу теперь на антресоли. И в пыли.
Но так ни разу не заснул один.
Об лязгаете свинцовое кровати
Я запинался раз за разом ради
Завязшей памяти, затравленной среди
Чужого смога, что над парусами
Взвинтился тяжко млечными мостами.
Напомнят нежно утреньи касанья
Подушку тёплую, что пахнет волосами,
И светлый день, исписанный мерцаньем
Курсора чёрного на мутном заэкранье…
В твоей кровати стрелки замиранье.
Останемся за антресолями в пыли?
Как память… Вместе с мягкою игрушкой.
Я в том углу, докуда ни поехать, ни пройти
Прижился между удочкой и клюшкой.
Мы есть. Заброшенные, часто, за шкафы…
Мы в кружке жжем сигнальные костры.
В твоей квартире я глотаю никотин.
На антресоли.
Так и не заснул.
Один.
МЕНЯ ЛИШЬ МОЖЕТ ОЦЕНИТЬ
ЗДОРОВЫЙ МОЗГ
БОЛЬШОЙ И СИЛЬНЫЙ
ДРУГОЙ ХОТЕЛ Б НО ОН НЕ СМОГ
ОН ЛЮБИТ СМОГ
ГДЕ ОН ВСЕСИЛЬНЫЙ
И СМОГ И ОН И ЧТО ТЕПЕРЬ
РАЗ ТРЕПЫХАНИЕ ИЗВИЛИН
БЕЗ ПОЛУШАРНОСТИ В ПИНГ ПОНГ
НЕ ТОЙ ГДЕ СЛАВИТСЯ ГОН КОНГ
О ГОНОРЕЕ ГОНОР ИЛИ…
ВОТ ПУШКИН
ОН ИМЕЛ МОЗГИ
ОН НЕ ЛЕНИВЫЙ И БОГАТЫЙ
КАКИХ-ТО ТАМ МЫСЛИЩЕК СТОК
ЧТО И ПОДНЯТЬСЯ Б К НАМ НЕ СМОГ
ЧТО БЕЗ СТИХА ЛЕЖАЛ РАСПЯТЫЙ
Я ОСЕНЬ БЫ ЛЮБИЛ ЗА ШШ
ДОЖДЯ И ЛЬСТЬЕВ ГЛАЗ ЗАЛИТЫХ
ВСЕМ ОТПЬЯНЕНЬЕМ ДЛЯ ДУШИ
С БАГЕТОМ ВЯЗКИМ ФИФ ЭЛИТНЫХ
Только время сухостоями гремит.
Только синие фуражечки сверчат.
Улица похожа на гранит,
недвиженье чтя.
По канавкам — выселки-сверчки.
По подъездам — добрые торчки.
Индивеющий по утрене забор
Между кроны брызжет синевой
Я сижу один — твой друг Егор
Где-то между третьим и шестым
Где-то между первой и второй.
ветер ломает траву
а я не умру
покуда из раструба губ твоих
не донесется крик
чтобы я уходил во тьму
руки в дыму
ни мне ни тебе
но ты гни свою линию
я буду гнать свою
я буду пить своё я буду тут
птицы на юг
где-то на выселках
между шабящими искрами
травы с ветров гниют
пацы поют
им бы еще пять минут
выстоять
в небо пустое раззявое серое серое
мыслями искренне искоса
покуда
не разберут
ворваться как в омут башкою
вот и выйдет стишок.
Вот я.
В костюме огромного динозавра.
Вот небольшой экран,
Чтобы смотреть динозавровыми глазами
Вот два рычага,
Управлять лапками огромного динозавра.
Вот кнопка, чтобы рычать,
Жму на нее, ради фана,
Когда робко подходят дети
К костюму огромного динозавра.
От испуга они разбегаются,
Но очень скоро крадутся обратно.
Перемещаю рычаг,
протягивая им лапу.
Они её жмут с опаской, а я, пожимаю плечами.
Давлю на кнопку
«Захлопнуть челюсть» огромного динозавра.
Стальной лязг, снова испуг,
После смех со слезами.
Даю пять
маленьким детям
Лапками огромного динозавра.
Дети ведутся, хлопают.
Я управляю не роботом,
Я улыбками управляю.
В детстве я всё бы `отдал
За костюм огромного динозавра
Но управление им хлопотно,
Я в него еле влезаю.
Мне взрослому душно в нём,
Хочется кушать,
И скорее удрать домой.
Даже не знаю,
стоит ли оно всё
того.
С утра ты будешь спешить на работу
Обжигаясь капучино из Старбакса
С брифом надоевшим до блевоты
И гонораром в две сотни баксов
Ты засмотришься на новую наружку
И тебя собьет огромным MANN-ом
Отлетит рука с картонною кружкой
Разлетятся доллары из кармана
И ты предстанешь, ослепнув от бликов
Дрожа от страха, жмурясь плечами
Перед старцем с заостренным ликом
В белой тоге, с золотыми ключами
Он глянет на тебя, голого, босого
Не остывшего от земной работы
Покачает нимбом и добавит сурово
— Ну, давайте, показывайте, чего там…
Черный ангел вывалит гору
Брифов, кастингов, раскадровок
Стеннограм миллиардов переговоров
Скетчей, комментов и текстовок
У белого ангела — четыре листочка
Маленьких, желтых и жалких:
Фото сына. Фотография дочки.
Студенческий рассказ и одна социалка.
Будет старец по столу барабанить
Бормотать:
— Да мне уже говорили…
Как можно было так раздербанить
Все то, что мы ему подарили?
И ты закричишь, тишину разрывая,
Кусая губы, хватаясь за сердце:
— Любой ад покажется раем
По сравнению с рекламным агентством!
Ангелы, ангелы, вы же все знали!
Что ж вы за руку меня не схватили!
Когда я падал — не поддержали
Когда я спрашивал — не объяснили!
Опустят головы серафимы,
А старец обнимет тебя и совсем некстати
Заплачет:
— Сын мой любимый…
Зачем же ты так себя растратил…
Поэт, прозаик, публицист.
кто там чего не поделил,
чью бабу кто там взял —
на свете нет таких чернил,
которых смыть нельзя
— на неоткрывшего ворот
троянскому коню
всегда найдется геродот
и спишет на войну,
и кто остался, кто сгорел,
куда сбежал эней —
у нас свидетель есть, гомер
— свидетелю видней