Все проекты пермской поэтессы, тьютора и арт-менеджера Юлии Балабановой так или иначе связаны с поиском счастья. В сборнике стихов «Пустоты» она рассказывает о молчании, бездне как способе найти себя и своих. Работая тьютором в сетевом институте «ПрЭСТО», вместе с коллегами помогала юным горожанам задуматься о выборе своего собственного пути, о поиске своего призвания. Сейчас Юлия — управляющая частной филармонией «Триумф», которая, уверена наша собеседница, станет городским местом силы, где приходит вдохновение, где есть воздух и ценное молчание.
Юлия рассказала интернет-журналу «Звезда», из-за кого она вернулась работать на «Эхо Перми», как она относится к пересудам о поэтическом фестивале «Компрос», почему кроме музыкальной, «Триумф» планирует запустить и образовательную программу, а также поведала, отказывает ли она себе в удовольствии «вслух называть дураков дураками».
В июне прошёл очередной поэтический фестиваль «Компрос». Ты постоянный его участник, человек, который, можно сказать, стоял у его истоков. Наверняка, слышала мнение, что организаторы «Компроса» — чуть ли не предатели, потому что, вроде как, пришли на место закрывшегося фестиваля «Слово Nova», одного из проектов так называемой культурной революции. Что ты об этом думаешь?
— «Компрос» — это очень личная для меня история. Она началась задолго до того, как возник сам фестиваль.
«Компрос» для меня — это, в первую очередь Паша Чечёткин. Мой однокурсник, с которым, на минуточку, мы знакомы с 1996 года. Паша приглашал меня вместе с ним вести поэтические чтения «Биармия», ещё на выставке «Арт-Пермь». Потом к этой истории подключился Борис Эренбург, издатель, они стали делать это вместе. То есть надо понимать, что в этом не было вообще никакой конъюнктуры. Это делалось просто потому, что хотелось это делать, хотелось читать стихи.
При этом параллельно был фестиваль «Слово Nova», который возник на очень мощной бюджетной подушке. Кроме того, в значительной своей степени он носил гастрольный характер. В него, кроме как через слэм, не могли попасть пермские пишущие люди. А слэм — это очень специфическая, скажем так, форма поэтического и сценического существования. И только когда «Слово Nova» закрылся, Минкульт предложил Борису Эренбургу и Павлу Чечёткину сделать вот этот вот поэтический фестиваль («Компрос» — Прим. ред.).
Уже потом случилась история с «Пермью-36», когда краевой Минкульт не очень корректно, мягко говоря, повёл себя по отношению к тогдашнему руководству музея. И для меня оказалось неприемлемым участвовать в любых проектах министерства. Это был мой личный выбор — я вышла из команды организаторов. Но тем не менее, продолжала участвовать в качестве соведущей, например. А в прошлом году — даже заявилась на издание книги и выиграла конкурс (речь об одном из мероприятий «Компроса» — конкурсе «Шанс для неизданных книг», победителю которого помогали издать его произведение; так и появился на свет сборник Юлии «Пустоты» — Прим. ред.).
В Екатеринбурге и Челябинске действует так называемая УПШ — уральская поэтическая школа. Там реально школа, огромное количество литературных процессов: проходят туры, устраиваются одни чтения за другими — очень бурная жизнь. В Перми ничего этого нет, у нас нет школы.
А должна быть — пусть не школа, но какая-то такая цеховая история. Поэты должны вариться в большом поэтическом котле. Именно тогда и вываривается что-то ценное. В девяностые годы был некий поэтический котёл, например, было «Общество детей капитана Лебядкина». Потом это всё как-то рассосалось. Так вот «Компрос» становится своеобразным организующим началом для формирования если не школы, то насыщенной поэтической среды.
Для меня, например, важно, что тот же Ваня Козлов, который изначально к фестивалю не то, чтобы он плохо к нему относился, но он сказал: «Ребята, простите, я не могу [в нём участвовать], потому что я был там, и это личные мои какие-то истории…» А в этом году он включился, поучаствовал в слэме и, конечно, выиграл его. Это была какая-то совершенно чумовая атмосфера, когда полупьяные поэты, которых не пустили во второй тур, устраивают скандалы и разве что табуретками не кидаются. Нецензурная брань — и при этом звучит высокая поэзия. Это такой котёл, такая жизнь! И Козлов говорит: «Ребята, так это слэм, настоящий слэм!» А потом мы все идём в сквер у Оперного театра с гитарами, поём песни. «Компрос» становится местом силы, пусть и не привязанным к конкретной точке. Компрос ведь — это, собственно, вся Пермь.
[…]
Источник: http://zvzda.ru/interviews/a438c84e2a42