Антон Бахарев-Чернёнок

…

Тут поутру такая тишина,
Как будто только что закончилась война.
И мы выходим, двое из живых,
Качаясь от ранений ножевых.
Ты тянешься рукой к моей руке –
И я молчу на том же языке.
Мой ненаглядный, мой любимый враг,
Зачем всё так?..

Смотрю на фотографии

Смотрю на фотографии, в которых
Случайный, как узор в калейдоскопе,
Цветов и форм застекленевший ворох,
На мой сентиментальный взгляд циклопий,
Содержит запах, музыку, подтекст,
Температуру тех времён и мест…

Всей широтой иного кругозора
Не охватить двумерного осколка,
Но – слушай, я подсказываю: шорох
Травы, в траве лежит заколка
Из пахнущих соломою волос;
И лето, словно поезд под откос,

Висит, когда над ближними холмами
Дорогу до реки вихрастый ветер
С пустыми перешёл колоколами –
И лишь двоих, не верящих примете,
И только тёплый инфракрасный свет
Не смог остановить… И в кадре нет

Меня. Но знай, что я стоял за кадром,
С надбровною дугою объектива,
И вглядывался в крошево заката,
Вращающееся неторопливо
В моей слепой глазнице, как в трубе.
В моей судьбе, как не в моей судьбе.

…

Копейку втаивали в лёд
И ждали — бабка набредёт
(Лоб в землю, сумка на спине,
Скороговорка в глубине)
И, рукавички сняв с коряг
Своих, по льду шкаряб-шкаряб! —
И мы, уж одеревенев,
В такой приходим разогрев,
Что дружно падаем в сугроб,
Потом родителям взахлёб
Про это, всё ещё смеясь,
И в холодильник сразу — шасть! —
А нас кормить давай ремнём,
И мы смирялись, что умрём…

А бабку эту в грузовик
Снесли весной, и я на миг
Увидел впадину лица
И леденистые глаза,
В которых вмёрзшие зрачки,
Как будто две копеечки,
Темнели — руку протяни…
Ну, что ты, бабка? Хоть моргни!
(Мне самому моргнуть хотя б)
Вставай скорей, шкаряб-шкаряб!