Тут поутру такая тишина,
Как будто только что закончилась война.
И мы выходим, двое из живых,
Качаясь от ранений ножевых.
Ты тянешься рукой к моей руке –
И я молчу на том же языке.
Мой ненаглядный, мой любимый враг,
Зачем всё так?..
«Летали брови без лица,
порхали мокрые ресницы
умерших женщин…» — до конца
июля это всем приснится.
Ей снилась собственная кровь
скорее плоской, а не красной,
ей снилась собственная кровь
не ситцевой и не атласной.
Ей снилось: кровь её висит
на длинной бельевой (не скажем:
верёвке) и почти кипит,
точнее — закипает. Важным
мне кажется её наклон
в горизонтальную тряпичность,
+ ветер с четырёх сторон,
четырежды асимметричный
пространству ветренного сна,
которое назвать пространством
нелепо, ибо так странна
си страна непостоянства.
Ей снилась кровь как простыня,
хрустящая с мороза, даже
преувеличивая, я
преуменьшаю сон. Прикажем
ему окончиться в стихах,
но он возникнет за стихами…
Ей снилась кровь (читайте — прах,
читайте — страх) — читайте сами.
Ей снилась кровь, она могла,
но не сумела стать любовью,
и женщина изнемогла
изогнутой над кровью бровью.
Возобновляющийс взгляд
вернулся к ней, и кровь вскипела.
Она двенадцать раз подряд
пыталась возвернуться в тело.
Она проснётся никогда,
точнее: никогда проснётся,
и сильно красна вода
над ней сомкнётся.