пока одета осень в облака
окраин, полногрудые мурашки
выпячивают сытые бока
под воротом учительской рубашки,
ты спишь на остановке у реки,
где плачут наливные пеликаны,
и падают хмельные рыбаки
в компьютерные сети и стаканы.
трамваи входят по двое в глаза,
безопытно слоняются кареты,
кондукторы теряют голоса
и угощают ехать без билета.
Живу теперь на антресоли. И в пыли.
Но так ни разу не заснул один.
Об лязгаете свинцовое кровати
Я запинался раз за разом ради
Завязшей памяти, затравленной среди
Чужого смога, что над парусами
Взвинтился тяжко млечными мостами.
Напомнят нежно утреньи касанья
Подушку тёплую, что пахнет волосами,
И светлый день, исписанный мерцаньем
Курсора чёрного на мутном заэкранье…
В твоей кровати стрелки замиранье.
Останемся за антресолями в пыли?
Как память… Вместе с мягкою игрушкой.
Я в том углу, докуда ни поехать, ни пройти
Прижился между удочкой и клюшкой.
Мы есть. Заброшенные, часто, за шкафы…
Мы в кружке жжем сигнальные костры.
В твоей квартире я глотаю никотин.
На антресоли.
Так и не заснул.
Один.