Алексей Шестаков (Екатеринбург)

ЛЮБОFF

Сегодня снег. Идет полгода.
Я тень по комнате пронес,
Ты обозналась: «Прохор Котов?»
Он плохо кончит, этот пес…
Под мышкой левой стих скребется,
Какой навзрыд, такой на вид.
Без спирта здесь не обойдется –
Рубцуй, вскрывай мой алфавит!
Ты – летописец, я – подписчик.
Ты по душе, я за душой.
Что, не дошла до церкви нынче?
Вот я до рюмочной дошел.
Затем к писателям подался:
Ламбадой женщин поражал.
Там даже глаз мой не валялся,
А ты пытаешь: «С кем лежал?!»
Ну, хочешь, встану на колени?!
Родная, что ты, встань с колен!
Кто любит, тот не околеет.
Неуловимый майский день
Стыдливо жмется у парадной
По горло в тесной белизне.
Сегодня праздник. Ты не рада?
Полгода снег. Полгода снег.

…

Нельзя попроще? Цен
Пониже, да абстракций
Поменьше. Нам бы цел-
Оваться без оваций,
Несчастный взять билет
И не оставить адрес.
– Постель берете? – Нет,
Постель уже взяла нас.

…

Тебе легко дышать на этом свете тесном.
Ты роза всех ветров в морях радиоволн.
Твой голос и глаза – от Бога по наследству;
Ты больше всех других похожа на него.
Не знал тебя, но ждал: мы связаны без связи.
Как тесен наш мирок, рассчитанный на всех!
Неловкое мое молчание – развязней
Красивого словца, не начатого с «эл».
И все же тишина – не лучшая из грамот;
Ты тихо мне поешь, и слуха не отвесть.
И самый тонкий звук качает купол храма
На-голубой-крови заброшенных небес…
Я думал, Бог на юг сбежал: уж не в аду ли
Искать Его, чтоб нас, охрипших, распевал?
Но вот твои глаза… и кто бы мог подумать!
Ну что тебе сказать: не крал, не убивал…
Как хочется тебя воспеть и обессмертить
Посредством хоть одной посредственной строки.
Но это суета. Твое живое сердце,
И голос, и глаза – все смерти вопреки.