Андрей Лапицкий

…

Я принимаю все, хоть это очень грустно,
когда линкор не тот, и широта не та.
Так под водой висит куском желе медуза
и вдруг сливается с опорами моста.
К тому же, говорят, не так легко,
когда все одинаково красивы,
надежно разделить одним рывком
хороших сыновей от неродивых.
И, если ложь оправдана порой,
то отрицать любовь сродни убийству,
как видя звезды у себя над головой
на небе чистом.
Но кровь бежит петлями нас внутри,
в мозг принося туманные химеры.
И ты спешишь договориться в три
у Башни веры,
где встретиться затем, чтоб, кроме снов,
истолковать блевотные позывы,
чтоб, потянувшись к солнцу за окном
рукой нащупать заросли крапивы.

…

Дождь пролился. Улицы запружены.
Черный галеон плывет по Каме.
У меня сегодня обнаружили
опухоль, кишащую стихами.

Написали что-то в заключении,
говорили тихо на латыни.
«Ты не бойся, ты не исключение
и не… Ты не… Ты не… И ни… И ни…»
А потом спросили полушепотом:
«Помнишь, был поэт один, такой-то?»
«Помню, что болел он. Ну и что потом?»
«Ничего. Не встал с больничной койки.
Все нормально шло. Простая операция.
Пульс был в норме. Он пришел в сознанье.
И никто уже не волновался, но
вдруг пошли стихи его гортанью.
Мы пытались, как могли, но не было
средства остановки этой жути…
Понимаешь? Как бы ты не требовал —
знай, что мы лечить тебя не будем».

Дождь пролился. Улицы запружены.
Словоточит опухоль стихами.
Необъятный, но обезоруженный
черный галеон плывет по Каме.